17.05.2016

Отчего вся вышивка переливается в цвете?

Наталья Калеменева, журналист, краевед невиданного энтузиазма и просто замечательный человек, однажды поделилась впечатлениями о всероссийской научно-практической конференции «Культура и искусство Сибири», проходившей в Красноярске.

«Очень интересен был доклад о наследии новосибирского этнографа и художника Нагорской, — особо выделила Наталья Алексеевна. — В своё время она организовывала в Абакане артель, продукция которой предназначалась для экспорта.

И нам были продемонстрированы удивительные кадры. Жаль, что их не смогут увидеть жители Хакасии...»

Как же сердцу не ёкнуть от этих слов? Звонок в Новосибирский государственный художественный музей — и, да, заместитель директора по научной работе Светлана Голикова, автор того самого доклада, готова предоставить интересные нам, жителям Хакасии, материалы.

Родные лица узнаешь из тысячи

В этом музее, признанном центре художественной жизни Сибири, мне доводилось не раз бывать. Тревожащий душу Куинджи, родной Суриков (с хакасскими-то мотивами!), светлая-пресветлая Серебрякова, похожие на бесконечность Рерихи... И это лишь часть сокровищ, прикоснувшись к которым мы действительно становимся выше. Но сколько ещё чудесного — пусть не столь громкого и узнаваемого с полувзгляда — таят в себе «недра» музея!

Вот и история художественных промыслов народов Сибири им бережно хранится. В чём я ещё раз убедилась, когда встретилась со Светланой Голиковой. Знаток своего дела, обаятельная и лёгкая в общении, она рассказала, что в архивном собрании музея есть личный фонд Натальи Нагорской. И среди его документов искомая нами ценность — альбом фотографий «Артель «Улуч быт» 1932 года.

Светлана Павловна подошла к компьютеру, щёлкнула мышкой, открывая нужный файл, и — ах: вот они, лица, которые узнаешь из тысячи! Молодые вышивальщицы. Одни мягко-стеснительно тебе улыбаются, другие, словно не замечая ничего вокруг, сосредоточены на работе. А вот мастер-трубочник послушно позирует. Малые же дети — те легко оставляют свой взгляд вечности...

Да, главное — лица, в которые вглядываешься по-родственному. Однако при этом замечаешь и то, что хочется прокомментировать: национальные платья как повседневность, две туго заплетённые косы как знак замужества, образцы вышивки как подтверждение таланта мастериц и, наконец, трудные условия труда и быта как образ жизни артели.

Кто эти люди? И принесла ли им удачу работа на экспорт? Попробуем найти ответы на эти вопросы.

Сибирь как судьба

Но прежде несколько слов о самой Наталье Нагорской. Ученица выдающегося Фаворского, она в 1924 году приехала в далёкий Новониколаевск. Именно в этом городе, вскоре сменившем своё имя и примерившем титул столицы Сибири, Наталья Николаевна обрела свою — профессиональную и личную — судьбу. Занималась любимой графикой. И вела дела общества художников «Новая Сибирь», которое возглавил Алексей Вощакин, ставший её мужем. Художники-единомышленники, они были увлечены созданием «сибирского стиля» в искусстве. Отсюда их интерес к истории и традиционной культуре коренных народов Сибири. И всегдашняя готовность отправиться в экспедиции по землям, полным суровой экзотики.

Именно увлечённость этнографией привела Нагорскую в Новосибирский краеведческий музей. С 1926-го по 1930 год Наталья Николаевна являлась его сотрудником. И очень ценным. Она делала рисунки с натуры, фотографировала, собирала предметы быта и образцы народного творчества и тщательнейшим образом вела экспедиционные дневники.

Вдохнуть запах времени

Её записи, посвящённые поездкам в Хакасию, очень хотелось увидеть своими глазами. За тем и отправилась в краеведческий музей. Увы. Оказалось, что дневники Нагорской опечатаны и, как пояснила главный хранитель Ирина Орлова, станут доступны в сентябре-октябре. И всё же музей, только что переживший капитальный ремонт, нашёл чем утешить — возможностью обрести теперь уже редкий каталог «Этнографические материалы Н.Н. Нагорской в коллекциях Новосибирского государственного краеведческого музея».

Так что при подготовке публикации мною были использованы не только сведения, полученные от Светланы Голиковой, статья Натальи Нагорской «Хакасский орнамент» (1932 год), служебная записка культпропу Хакасского обкома ВКП (б), хранящаяся в Национальном архиве РХ, но и данные из работы учёных Ирины Октябрьской, Елены Павловой и Андрея Шаповалова, опубликованной в каталоге.

С чувством красоты и гармонии

В Хакасии Наталья Николаевна впервые побывала в 1928 году. И тогда её как этнографа и художника впечатлила одежда качинцев, сагайцев, кызыльцев... Особенный же восторг у Нагорской вызвало искусство хакасских вышивальщиц. Её интерес к тому чуду, что творили они с помощью обыкновенной иголки и шёлковых ниток, оказался заразительным — в 1931 году Наталью Николаевну командировали в молодую автономию уже для решения практической задачи. И какой! Сибирский союз промышленных кооператоров предложил организовать артель национальной вышивки, способную работать на экспорт. И она была создана.

На работу были приглашены мастерицы — почти все из аалов. В основном молодые да замужние. Иные уже и детей имели. Что заставляло их сниматься с места и ехать со своими малышами в административный центр области, только что переименованный в город Абакан? Не одна любовь к искусству. Ещё и отчаянное желание вырваться из тисков нужды. По данным Нагорской, две трети работниц артели принадлежали к беднейшим слоям. И они, конечно же, надеялись поправить материальное положение. Своими золотыми руками. Теми, что превращают обычное ремесло в искусство.

Результат труда, в котором «отражалось чувство красоты, ритма и гармонии народа», Наталью Николаевну восхищал: «Хакасская вышивка очень красочна, ярка. Вышивальщица, особенно качинка, старается использовать весь имеющийся многокрасочный набор цветных шелков, разбрасывая их по всей поверхности узора, не считаясь с её формами. Таким образом, отдельный элемент орнамента — какой-нибудь листок, завиток или цветок — оказывается раздробленным в своей окраске: частично заполнен синим, оранжевым, розовым, отчего вся вышивка переливается в цвете и радостно пестреет». Одна из законодательниц художественной моды Сибири, она не жалела и высоких слов. Например, сравнение качинского и бельтирского орнамента, по её мнению, «вызывает иногда в памяти аналогии разных эпох европейского искусства — бельтирский как бы своеобразное барокко, а качинский — славянская вязь».

Опека опеке рознь

Художница зарисовывала и фотографировала узор за узором, приобретала образцы вышивки. Например: «Купила у Аткина из Аткина улуса Абаканского района за 175 руб. шубу-тон, крытую шелком с парчой. Сегедек шелковый новый и два пого — все это 25 лет давности и ещё одно пого за 15 р. и 7 колец за 7 рублей... Думаю, сняв с них зарисовки узоров, отправить их в Москву на всесоюзную выставку промкооперации, а потом продать музею Народоведения по дорогой цене, а на прибыль купить для артели парчи в Москве для рукавиц».

В 1931 году в объединении работало 29 человек: 12 — в белошвейном цехе, 17 — в вышивальном. Мастерицы делали нарядными платья, рубахи, жилеты, рукавицы, туфли, покрывала, кисеты, мешочки... За месяц одна работница украшала узорами, например, 15 пар туфель или 12 пар рукавиц. За что получала зарплату в 45 рублей, да и то с задержкой. «31 мая. Сегодня заработная плата не выдана работницам, — писала Нагорская. — Два дня я им давала, сегодня сама заняла у портного на обед». Текучесть кадров была, однако массового исхода работниц удалось избежать — благодаря тому, что в свободное от основной работы время они могли, как сейчас бы сказали, «калымить». «Приходится и мне грешить, — признавалась автор дневников, — и давать им заказы помимо артели, чтобы деньги в руки от заказчика, а то иначе они не могут прожить».

Выживали. Не более того. И потому понятно смятение чувств, связанное, например, с отправкой лучших артельщиц на учёбу в Рязань — в правление Хакпромсоюза ушла отчаянная заявка, «чтобы выдали срочно им по платью и паре чулок, простыни, наволочки, а то они оборванные поедут на курсы и с грязной кошмой».

Ну не обидно ли? Изделия артели выставлялись в крае, в Москве. Ими восхищались. Само объединение находилось под опекой государственных структур. Но толку-то, если у них не хватало средств на приобретение сырья и оборудования, если у артели те же рукавицы закупали по три рубля, а продавали по десять и более... Ещё и высокий налог на прибыль — полтора рубля в день — «давил заработную плату» артельщиц.

Работа на печке — планам не помеха

Последнюю запись о национальном объединении мастериц — единственном в Западно-Сибирском крае — Наталья Нагорская оставила в августе 1931 года: «Дошиваем последние туфли, больше сукна нет». Но то дневник. Фотографии же, сделанные ею в артели, датированы 1932 годом.

Да и документ от 31 января 1933 года подтверждает, что «Улу? быт» тогда работал: «Со времени организации вступили в артель 108 членов, в июле м-це 1932 г. дошли до 55 человек. Текучесть большая ввиду плохих материально-бытовых условий. Мастерская тесна, некоторые женщины работают в общежитье на печке. Общежитье тоже плохое, холодно, окна разбиты... За два месяца не получена зарплата. Работницы снабжаются пайком... Внимание артели уделено очень недостаточно, как со стороны промсоюза, так с других организаций. В течение 1932 г. сменялись 4 председателя, из них 3 хакасы».

В феврале 1933 года о трудной судьбе детища Натальи Нагорской рассказала газета «На штурме»: «Единственным человеком, отстаивающим национальные промыслы, была в Запсибпромсовете инструктор по художественным промыслам т. Нагорская. Приняв главное участие в организации артели, она употребляла свои силы и средства для налаживания и улучшения её работы. Составив план на потребность сырья, оборудования и средств, она десятки раз обращалась в бюро обслуживания ЗСПС и к другим краевым организациям... Но бюрократизм руководителей краевого аппарата и их близорукость в деле национальной политики победили: Нагорской в аппарате совета уже нет, так как он, видите ли, не имеет производственных функций».

Тем не менее уполномоченный Запсибпромсовета, составивший записку для Хакасского обкома ВКП (б), был полон оптимизма: «Если будет помещение, безусловно можно кооперировать минимум 100 человек, т. к. почти каждый день приходят по 1 — 2 женщины-хакаски из улусов для поступления в артель.

Для постройки мастерской и общежитья Всекопромсоветом и Запсибпромсоветом были отпущены 35500 рублей, которые сейчас лежат в банке. Необходимо постройку помещения для мастерской и общежитья Хакпромсоюзу закончить к 1.IV.33. Поставить хорошего председателя-хакаса и коренизировать артель на 100% немедленно.

Хакпромсоюзом намечается (...) организовать такую же артель в Аскизском районе».

Планов громадьё так и осталось на бумаге. Чего и следовало ожидать. Широкая поступь индустриализации, как и последствия жестокой коллективизации хозяйств, заставила кустарей повсеместно в невидимую стеночку вжаться. И кто бы заметил в далёкой Хакасии потерю мелкого производства с его экзотическими рукавицами?

И, кстати, продали ли их хоть однажды за валюту? Документальные строки твердят: «Основное производство — национальная художественная вышивка с экспортным уклоном». Или: «В Москве признаны некоторые изделия даже для экспорта». Да и сама Нагорская оставила свидетельство, что, например, Астанаева, Барженакова, Балыкова, Тугужекова трудились в экспортной бригаде. Но что эти аргументы против бедственного положения артели?..

На вес золота

Как бы то ни было, но мы, потомки, должны ценить уникальное объединение хакасских вышивальщиц на вес золота. Как ценила его Наталья Нагорская. Человек большой культуры, она всё делала для того, чтобы сохранить искусство и народные промыслы как часть традиционного уклада жизни хакасов. Её труд «Хакасский орнамент» давно уже вдохновляет мастеров национальной вышивки.

Сегодня же мы с волнением представляем снимки Натальи Николаевны. С помощью аппарата «Фотокор» она запечатлела нашу с вами историю. Всмотритесь, друзья.

Вера Самрина

Источники:

1. oldgazeta19.ru